Блог

В свежем Обзоре практики Верховного Суда РФ (№ 1 от 16.02.2017) два дела посвящены нематериальным благам, а точнее – защите деловой репутации (пункты 20, 21). Максим Али, юрист практики по интеллектуальной собственности / информационным технологиям «Качкин и Партнеры», высказал свое мнение по ним.

Разъяснения из пункта 20 Обзора могут повлиять на практику по защите деловой репутации, хотя его заголовок содержит, на первый взгляд, тривиальный вывод:

«Поскольку высказывания ответчика представляют собой утверждения о фактах, соответствие действительности которых может быть проверено, они могут  быть основанием для заявления требования о защите деловой репутации».

Примечательна именно эта позиция, содержащаяся в данном пункте (она позаимствована из Определения ВС РФ от 16.12.2016 № 309-ЭС16-10730 по делу № А07-12906/2015):

«Кроме того, из пункта 6 названного Обзора от 16.03.2016 следует, что предметом проверки при рассмотрении требований о защите деловой репутации в порядке статьи 152 Гражданского кодекса могут быть и содержащиеся в оспариваемых высказываниях ответчиков оценочные суждения, мнения, убеждения, если они носят оскорбительный характер. Информация, указывающая на противоправный характер поведения субъекта, носит оскорбительный характер, следовательно, даже при условии ее изложения как субъективного мнения автора, может быть основанием для заявления требования о защите деловой репутации».

Уже сейчас эта позиция дает повод для достаточно громких заголовков. Например: «ВС разрешил требовать сатисфакции за оскорбительное субъективное мнение».

Напомню, что текущая практика (как в РФ, так и за рубежом) требует разграничивать утверждения о фактах и оценочные суждения (мнения). Предметом судебной защиты могут быть только первые, в то время как мнения могут выражаться свободно, даже если они носят негативный окрас. Иначе санкции за их высказывание неизбежно нанесли бы урон свободе слова.

Чтобы отличить утверждения от мнений, используется достаточно простой тест: можно ли фразу проверить на соответствие действительности?

И именно этот тест позволяет находить, в том числе скрытые утверждения, замаскированные маркерами «считаю», «по моему глубокому убеждению» и прочими. Ценность разграничения утверждений и мнений не только в защите свободы слова истца. Здесь есть и прикладной характер. Дело в том, что для удовлетворения иска о защите деловой репутации нужно доказать (а) распространение сведений об истце и (б) их порочащий характер. Ответчик же, возражая против иска, может доказывать соответствие распространенных сведений действительности. Согласитесь, зачастую доказать достоверность собственного оценочного суждения весьма непросто.

Таким образом, разъяснения ВС РФ, упомянутые в п. 20 нового Обзора, ставят ряд вопросов, в частности:

(1) Значит ли теперь, что высказанное оценочное суждение о противоправном поведении другого субъекта может быть предметом судебной защиты?

(2) Если речь идет об оценочных суждениях – как они могут проверяться на соответствие действительности?

Чтобы прояснить ситуацию, я попробовал обратиться к более раннему Обзору практики по защите деловой репутации от 16.03.2016, из пункта 6 которого, собственно, и выросла позиция о возможности в определенных случаях привлекать к ответственности за «оскорбительные» мнения. К сожалению, прежде я оставил ее без должного внимания.

Заголовок пункта 6 прошлогоднего Обзора практики по защите деловой репутации действительно говорит, что содержащиеся в оспариваемых высказываниях ответчиков оценочные суждения, мнения и убеждения могут являться предметом судебной защиты, если они носят оскорбительный характер. Забавно, но в этом Обзоре нет ничего, что позволило бы сделать такой вывод. Более того, рассматриваемый пункт 6 заканчивается ссылкой на практику ЕСПЧ, которая говорит совсем об обратном:

«Как неоднократно указывал Европейский Суд по правам человека, свобода выражения мнения, как она определяется в пункте 1 статьи 10 Конвенции, представляет собой одну из несущих основ демократического общества, основополагающее условие его прогресса и самореализации каждого его члена. Свобода слова охватывает не только «информацию» или «идеи», которые встречаются благоприятно или рассматриваются как безобидные либо нейтральные, но также и такие, которые оскорбляют, шокируют или внушают беспокойство. Таковы требования плюрализма, толерантности и либерализма, без которых нет «демократического общества».

К слову, ничего о возможности привлекать к ответственности за оскорбительное мнение не сказано и во взятом за основу пункта 6 Обзора определении Верховного Суда РФ от 14.06.2011 № 5-В11-49 (по делу с участием мэра Ю. М. Лужкова и Правительства Москвы, с одной стороны, и ВГТРК и В. В. Жириновского – с другой). Это и неудивительно, ведь коллегия ВС РФ по гражданским делам встала на сторону ответчика (В. В. Жириновского), сочтя, что его лишили права на объективное и справедливое рассмотрение дела.

В чем же причина появления в пункте 6 Обзора практики по защите деловой репутации от 16.03.2016 такого вывода: что имеющие оскорбительный характер мнения могут подлежать судебной защите?

Боюсь, очевидного ответа здесь нет.

Возможно, кто-то скажет, что это попытка незаметно ужесточить правоприменительную практику: подвести под нормы о защите деловой репутации статьи 152 ГК РФ те «оскорбительные» суждения, из-за которых раньше нельзя было требовать опровержения или компенсации морального вреда.

Но, на мой взгляд, здесь стоит воспользоваться Бритвой Хэнлона, чтобы понять, что проблема, скорее, просто в неудачной формулировке, которая (так уж вышло) кочует между документами Верховного Суда РФ. Кстати, это уже не первая проблема, вызванная недавними разъяснениями ВС РФ по защите деловой репутации. В том же прошлогоднем Обзоре содержится фраза:

«юридические лица и индивидуальные предприниматели как субъекты предпринимательской деятельности вправе защищать свою деловую репутацию путем опровержения порочащих их сведений или опубликования своего ответа в печати, а также заявлять требования о возмещении убытков, причиненных распространением таких сведений»,

которая привела к противоречивым выводам разных судов по вопросу, можно ли, помимо опровержения и убытков, претендовать на возмещение так называемого репутационного вреда, о допустимости взыскания которого когда-то еще задолго до этих разъяснений упоминал Конституционный Суд РФ. Суды, толкуя разъяснения ВС РФ ограничительно, стали отказывать в подобных требованиях, несмотря на позицию КС РФ. Однако уже в новом Обзоре от 16.02.2016 ВС РФ уже посвятил отдельный пункт 21 данному вопросу, подтвердив возможность заявления таких требований.

Увы, но в случае с «оскорбительными» мнениями ситуация может повториться.

Существовавшая до настоящего времени устойчивая (пусть и не всегда находившая понимание у нижестоящих судов) позиция о том, что можно привлекать к ответственности только за утверждения о фактах и нельзя за мнения или оценку, теперь подвергнута сомнению. Казалось бы, именно эта позиция позволила найти баланс между правом истца на защиту деловой репутации и правом ответчика на свободу слова.

Что же мы будем иметь сейчас?

Первое. Возникновение новой категории суждений, которым «не писаны» стандартные правила рассмотрения подобных дел. Теперь мнения / суждения / убеждения, которые носят оскорбительный характер, будут рассматриваться в иной правовой плоскости.

Второе. Отсутствие понимания, что же такое оскорбительный характер. Означает ли упомянутая в начале заметки фраза из пункта 20 (оскорбительной является информация о противоправном поведении субъекта), что теперь значительное число спорных высказываний, проверяемых судами, внезапно станет «оскорбительным» и начнет оцениваться иначе? Почему раньше информация о противоправном поведении считалась просто порочащей (см. тематический Пленум ВС РФ 2005 года), и будет ли переведена в категорию оскорбительной только такая информация? Будет ли как-то использоваться понятие «оскорбления» из ст. 5.61 КоАП РФ («унижение чести и достоинства другого лица, выраженное в неприличной форме»)? На эти вопросы ВС РФ уже не дает нам ответа.

Третье. Попадание ответчиков по такого рода делам в заведомо проигрышную ситуацию. Разъяснения ВС РФ допускают возможность предъявления к распространителям информации претензий по поводу их оценочных суждений. Как уже было сказано выше, такие суждения по определению не могут быть проверены на предмет соответствия действительности. В то же время, исходя из распределения бремени доказывания по спорам о защите деловой репутации, доказать соответствие распространенных сведений действительности – основное средство защиты ответчика, когда истец доказал факт распространения информации и ее порочащий характер.

Четвертое. Создание неоправданного исключения из вполне работоспособного правила о разграничении мнений и утверждений о фактах, описанного выше. Приведет ли это к появлению все большего числа исключений в будущем – пока неясно. Равно как и то, каким образом нововведения ВС РФ оправданы с точки зрения ограничения права на свободу выражения мнения.

К сожалению, текущая деятельность ВС РФ по унификации подходов в судебной практике по защите деловой репутации все больше напоминает борьбу с собственными ошибками. Остается надеяться, что следующую заметку по данной теме удастся посвятить более позитивным нововведениям.