Блог

Александра Улезко, старший юрист корпоративной и арбитражной практики «Качкин и Партнеры», обращает внимание на важные детали Постановления Пленума Верховного Суда РФ № 53 об ответственности контролирующих лиц в деле о банкротстве.

В продолжение предыдущего поста дополню анализ положений Постановления Пленума ВС РФ от 21.12.2017 № 53 «О некоторых вопросах, связанных с привлечением контролирующих должника лиц к ответственности при банкротстве» (далее – Постановление), разъясняющих и конкретизирующих новые нормы главы III.2 Закона о банкротстве.

1. Разница между действиями (бездействием), вследствие которых должник признан банкротом (ранее действовавшая ст. 10 Закона о банкротстве) и действиями (бездействием), повлекшими невозможность полного погашения требований кредиторов (ст. 61.11 Закона о банкротстве)

Ранее ст. 10 Закона о банкротстве оперировала понятием «ответственность за действия (бездействие), вследствие которых должник был признан несостоятельным (банкротом)». Теперь субсидиарная ответственность наступает за действия (бездействие), повлекшие «невозможность полного погашения требований кредиторов» (ст. 61.11 Закона о банкротстве). С одной стороны, формулировки очень похожи. Собственно, банкротство, как правило, влечет невозможность рассчитаться с кредиторами в полном объеме (за исключением крайне редких случаев, когда в результате мероприятий, проведенных в процедурах банкротства, конкурсная масса пополняется настолько, что возможно рассчитаться со всеми кредиторами, но это, скорее, из области фантастики, к сожалению).

Если обратить внимание на то, как называет ВС РФ в Постановлении случаи, при которых, пока не доказано иное, предполагается, что полное погашение требований кредиторов невозможно вследствие действий (бездействия) контролирующего должника лица, перечисленных в п. 2 ст. 61.11 Закона о банкротстве, в своем большинстве повторяющих нормы ранее действовавшей ст. 10 Закона о банкротстве, то это именно «презумпции доведения до банкротства» (пункт 19 Постановления). Однако понятие главы III.2 Закона о банкротстве «ответственность за действия (бездействие), вследствие которых невозможно полное удовлетворение требований кредиторов» шире, чем доведение до банкротства, поскольку включает ситуации, когда должник стал не в состоянии рассчитаться по своим обязательствам не вследствие действий (бездействия) контролирующего должника лица, однако после этого оно совершило действия (бездействие), существенно ухудшившие финансовое положение должника (подп. 2 п. 12 ст. 61.11 Закона о банкротства, пункт 17 Постановления). Иными словами, речь идет о действиях, которые не довели компанию до банкротства (поскольку тому виной стали другие обстоятельства, будь то недобросовестные действия третьих лиц или ухудшение финансового состояния компании вследствие объективных экономических причин), но привели, тем не менее, к невозможности полного погашения требований кредиторов.

При этом интересно, что до внесения в Закон о банкротстве приведенной нормы подп. 2 п. 12 ст. 61.11 уже была практика привлечения к субсидиарной ответственности контролирующих лиц за действия, существенно ухудшившие финансовое положение должника, в частности когда собственником имущества унитарного предприятия изымается имущество должника, и фактически таким образом полностью останавливается деятельность предприятия при уже возникших признаках объективного банкротства. Например, в п. 1.8 Письма ФНС России от 29.06.2017 № СА-4-18/12520@ «О направлении обзора судебных актов» приводится дело со следующими обстоятельствами:

«У должника на момент изъятия котельной имелись отрицательная величина чистых активов и тенденция роста кредиторской задолженности. Администрация обладала информацией о финансовом положении должника, однако не приняла меры по выделению денежных средств на покрытие убытков и погашение задолженности должника, а также решение о ликвидации должника в порядке статьи 15 Федерального закона от 14.11.2002 № 161-ФЗ «О государственных и муниципальных унитарных предприятиях». В результате вынесения главой администрации постановлений от 22.04.2011 № 30 и от 10.05.2012 № 41 у должника изъято имущество, составляющее большую часть основных средств Предприятия. При этом администрация, как собственник указанного имущества, при наличии большой кредиторской задолженности у Предприятия, в том числе перед поставщиками топлива для производства тепла в спорной котельной, не наделила должника иным имуществом, которое Предприятие могло бы использовать для выполнения уставной деятельности и расчетов с кредиторами».

Есть, правда, и иная позиция судов. Например, в определении Верховного Суда РФ от 01.09.2016 № 302-ЭС16-10211 по делу № А19-6467/2007 об отказе в передаче кассационной жалобы для рассмотрения Экономической коллегией ВС РФ указано, что «незаконность изъятия администрацией имущества в данном случае не является основанием для привлечения администрации к субсидиарной ответственности, поскольку деятельность должника носила убыточный характер задолго до этого изъятия».

На мой взгляд, внесение в Закон о банкротстве правила подп. 2 п. 12 ст. 61.11 говорит о том, что при рассмотрении заявлений, поданных до 01.07.2017 (см. п. 3 ст. 4 Закона № 266-ФЗ), судами должна применяться первая из приведенных правовых позиций (собственник имущества унитарного предприятия не может при наличии признаков банкротства изъять имущество и остановить деятельность предприятия, поскольку в противном случае это будет являться причиной невозможности рассчитаться с кредиторами и повлечет субсидиарную ответственность собственника имущества должника). Однако необходимо учитывать правила пункта 17 Постановления о том, что если из-за действий (бездействия) контролирующего лица, совершенных после появления признаков объективного банкротства, произошло несущественное ухудшение финансового положения должника, такое контролирующее лицо может быть привлечено к гражданско-правовой ответственности в виде возмещения убытков по иным, не связанным с субсидиарной ответственностью основаниям.

2. Понятие контролирующего лица – ориентиры, данные Верховным Судом РФ

Нормы ст. 61.10 Закона о банкротстве содержат немало конкретных примеров того, как может достигаться возможность контролирующего лица определять действия должника. В частности, согласно подп. 3 п. 2 ст. 61.10 Закона о банкротстве возможность определять действия должника может достигаться в силу должностного положения (например, замещения должности главного бухгалтера, финансового директора должника). Важно, что применительно к понятию контролирующего лица ВС РФ дает общие ориентиры, а именно что необходимым условием отнесения лица к числу контролирующих должника является наличие у него фактической возможности давать должнику обязательные для исполнения указания или иным образом определять его действия (пункт 3 Постановления). Соответственно, контролирующими лицами не могут быть признаны по умолчанию ни главный бухгалтер, ни выгодоприобретатель по сделке, ни лицо, имеющее долю в капитале должника менее 50 %. Об этом говорится в пунктах 3 и 5 Постановления. При этом Законом установлены три опровержимые презумпции наличия контроля над деятельностью должника (п. 4 ст. 61.10 Закона о банкротстве). То есть, к примеру, лицу, которое обладает более 50 % акций (долей) должника необходимо доказать, что у него не было фактической возможности давать должнику обязательные указания, чтобы суд не признал его контролирующим. Однако в случае с главным бухгалтером доказывать наличие у такого лица возможности фактического контроля должно лицо, которое просит суд привлечь его к ответственности.

3. Ответственность за несохранность документации и отсутствие в реестрах обязательных сведений о должнике

По сравнению со ст. 10 Закона о банкротстве в п. 2 ст. 61.11 Закона о банкротстве содержится две новых презумпции доведения до банкротства, связанных с искажением (утратой) документации и данных должника – случаи утраты или искажения документов, хранение которых являлось обязательным в соответствии с законодательством Российской Федерации о соответствующих видах юридических лиц и о рынке ценных бумаг, и невнесение на дату возбуждения дела о банкротстве подлежащих обязательному внесению (либо внесение недостоверных) сведений в ЕГРЮЛ и ЕФРСФДЮЛ (подп. 4 и 5 п. 2 ст. 61.11 Закона о банкротстве соответственно).

Несмотря на то что только применительно к ранее закрепленному в ст. 10 ГК РФ основанию привлечения к ответственности за отсутствие в документах бухгалтерского учета и (или) отчетности информации о должнике или ее искажении (подп. 2 п. 2 ст. 61.11 Закона о банкротстве), в законе указано, что для привлечения к субсидиарной ответственности необходимо, чтобы это влекло существенные затруднения проведения процедур, применяемых в деле о банкротстве, такое же правило установлено и в пункте 24 Постановления в отношении двух других презумпций доведения до банкротства, связанных с отсутствием или искажением документации и информации о должнике (подп. 4 и 5 п. 2 ст. 61.11 Закона о банкротстве). Это очень логичное и правильное разъяснение. Конечно, само по себе отсутствие, например, в ЕГРЮЛ сведений о должнике не может повлечь такую меру, как возложение обязанности отвечать по всему реестру на контролирующее лицо.

В целом толкование новых норм о субсидиарной ответственности, данное ВС РФ, было необходимым. Однако некоторые вопросы применения положений главы III.2 Закона о банкротстве остались без внимания высшей судебной инстанции. Так, в Постановление не попали разъяснения относительно действия новых норм о субсидиарной ответственности во времени. В Законе № 266-ФЗ указано, что рассмотрение заявлений о привлечении к субсидиарной ответственности, предусмотренной ст. 10 Закона о банкротстве (в редакции, действовавшей до 01.07.2017), которые поданы с 01.07.2017, производится по правилам Закона о банкротстве в редакции Закона № 266-ФЗ. На мой взгляд, это относится к процессуальным нормам, например, об уменьшении размера ответственности номинального руководителя, стимулирующем вознаграждении арбитражного управляющего и т. д. При этом в силу ч. 1 ст. 4 ГК РФ положения главы III.2 Закона о банкротстве в части новых оснований привлечения к ответственности, которые ранее не выводились из ст. 10 Закона о банкротстве на уровне судебной практики, применяться к действиям (бездействию) контролирующих лиц, совершенных до 01.07.2017, не должны. Однако есть и некоторые «пограничные нормы». Например, не совсем понятно, как определяется период контроля применительно к конкретным лицам при подаче заявления о привлечении к ответственности после 01.07.2017 – три года до возникновения признаков банкротства или три года до возбуждения дела о банкротстве. Полагаю, что в силу той же нормы ч. 1 ст. 4 ГК РФ решение должно приниматься в пользу второго варианта.