«Залог векселей должника: субординация и голосование на собрании кредиторов»

Стандартной практикой для банков является получение обеспечения исполнения обязательств по кредитным договорам путем принятия от третьих лиц в залог собственных векселей заемщика. При этом к такому виду обеспечения могут прибегать не только банки, но и иные кредиторы (хотя в судебной практике таких случаев обнаружить не удалось).

На сегодняшний день существует три судебных акта ВС РФ, раскрывающих, как может «работать» обеспечение в виде залога векселей, выпущенных лицом, которое является одновременно основным должником по обязательству, и переданных в залог кредитору по залоговому индоссаменту:

• Определение СК по ЭС ВС РФ от 21.05.2020 № 308-ЭС19-17398(2) делу «Балтика»¹;
• Определение СК по ЭС ВС РФ от 04.08.2022 № 306-ЭС22-4502 по делу «Вертикаль»;
• Определение СК по ЭС ВС РФ от 13.10.2021 № 307-ЭС22-10844 (2) по делу «Птицефабрика Ударник».

Однако в этих судебных актах нет ответов на все вопросы, которые возникают на практике. Прежде чем их озвучить, рассмотрим, какие преимущества дает кредитору получение в залог векселя основного должника в соответствии с вексельным законодательством.

Согласно ст. 19 Постановления ЦИК СССР и СНК СССР от 07.08.1937 № 104/1341 «О введении в действие Положения о переводном и простом векселе» (далее — Положение о переводном и простом векселе), если индоссамент содержит оговорку «валюта в обеспечение», «валюта в залог» или всякую иную оговорку, имеющую в виду залог, векселедержатель может осуществлять все права, вытекающие из переводного векселя. Речь идет в том числе о праве залогодержателя предъявить требования в деле о банкротстве векселедателя.

Поскольку обеспечение исполнения обязательств, как правило, предполагает предъявление требований к лицу, предоставившему обеспечение, при несостоятельности основного должника, на первый взгляд, довольно бессмысленно выглядит возможность предъявить требования по векселю к тому же лицу, которое прекратило надлежащим образом исполнять свои обязательства. По сути, вексель, эмитированный заемщиком, в момент дефолта этого заемщика, выпустившего вексель, становится неликвидным активом, ввиду чего реализация залоговых прав не приведет к удовлетворению требований кредитора. То есть в первом приближении к залогу векселей должника могут быть предъявлены те же доводы об отсутствии у него обеспечительной природы, что и к неустойке². Данные рассуждения справедливы, однако, только для передачи векселя в залог по залоговому индоссаменту с оговоркой «без оборота на меня» или какого-либо равнозначащего выражения. Иначе в силу ст. 15, 77 Положения о переводном и простом векселе индоссант становится обязанным перед залогодержателем как за акцепт, так и за платеж.

Вместе с тем передача векселя в залог по залоговому индоссаменту (как в случае ограничения ответственности индоссанта с помощью оговорки «без оборота на меня», так и без данной оговорки) увеличивает вероятность возврата долга, потому что является формой договорной субординации требований первого векселедержателя (он же — залогодатель) по отношению к требованиям залогодержателя — кредитора по основному обязательству, основывающего свое право на непрерывном ряде индоссаментов. Об этом ВС РФ пишет в деле «Балтика», раскрывая природу залога собственных векселей должника:

«Такое обеспечение с экономической точки зрения не является классическим: с одной стороны, оно в отличие от обычного залога не обособляет ценность неденежного имущества должника для целей удовлетворения конкретного кредитора, с другой стороны, оно не повышает гарантии возврата долга за счет имущества стороннего (третьего) лица, не являющегося заемщиком. В то же время передача векселей самого заемщика в залог повышает вероятность исполнения обязательства перед кредитором иным образом: подобное структурирование отношений предполагает, что долг перед компанией по векселю не будет уплачен ранее долга перед банком, в результате чего банк фактически начинает контролировать долговую нагрузку на должника со стороны иных кредиторов (векселеполучателей), предоставивших обеспечение. Соответственно гарантия исполнения обязательства по кредиту увеличивается в связи с тем, что внутри отношений банка и выдавшего обеспечение кредитора (залогодателя) удовлетворение из относительно ограниченного имущества должника будет предоставлено сначала банку, а затем иным кредиторам. Следовательно, требование залогодателя фактически субординируется по отношению к требованию банка (применительно к правилам ст. 309.1 ГК РФ)».

Далее в определении ВС РФ разъясняет, как работает этот механизм:

«По отношению к требованиям всех иных кредиторов, не участвующих в обеспечительных отношениях, долг по кредиту и вексельный долг должны восприниматься и учитываться как единое консолидированное обязательство. После реализации имущества должника (или наполнения конкурсной массы в результате иных действий, например оспаривания сделок) при определении пропорции, на основе которой выручка будет распределяться между кредиторами, данное консолидированное требование учитывается целиком — как если бы это было одно требование, принадлежащее одному кредитору. Затем поступившие в пользу держателя (держателей) данного консолидированного долга средства расходуются сначала на погашение требования с приоритетом, а потом (в случае полного погашения приоритетного требования) — на удовлетворение обеспечительного требования)».

Но могут ли быть субординированы требования векселедержателя, получившего вексель в залог по залоговому индоссаменту, в деле о банкротстве векселедателя? Получает ли залогодержатель дополнительные голоса на собрании кредиторов в размере требований по векселю, если требования залогодателя в отсутствие залога подлежали бы субординации? Насколько то или иное решение справедливо по отношению к требованиям независимых кредиторов?

Вопрос субординации требований кредитора, вытекающих из залога векселей, выданных самим должником, возникал в судебной практике уже после вынесения первого из обозначенных выше определений по делу «Балтика». Так, в Постановлении Арбитражного суда Северо-Западного округа от 02.08.2021 по делу № А26-1239/2020 суд признал верным установление требования банка-векселедержателя в реестре требований кредиторов должника в очередности, предшествующей распределению ликвидационной квоты. Причиной послужило то, что выдача должником векселей была обусловлена новацией обязательств по займам, предоставленным аффилированными лицами в качестве компенсационного финансирования. Определением № 307-ЭС21-19294 от 01.11.2021 отказано в передаче кассационной жалобы для рассмотрения в судебном заседании экономической коллегии ВС РФ.

Однако уже в деле ООО «Вертикаль» ВС РФ указал, что если бы требование, основанное на векселе, предъявлялось первым векселедержателем, то ему могли быть противопоставлены возражения, основанные на его личных отношениях к векселедателю, поскольку ему была известна компенсационная природа сделки, лежащей в основании выдачи (передачи) векселей³. Поскольку же требование о включении вексельного долга в реестр предъявлено векселедержателем по залоговому индоссаменту, в соответствии с ч. 2 ст. 19 Положения о переводном и простом векселе обязанные лица не могут заявлять против такого векселедержателя возражений, основанных на их личных отношениях к лицу, передавшему вексель в залог (индоссанту), если только векселедержатель, получая вексель, не действовал сознательно в ущерб должнику.

Аналогичную позицию ВС РФ изложил и в деле о банкротстве «Птицефабрика «Ударник».

Но что если залогодержателю была известная компенсационная природа сделки, лежащей в основании выдачи векселя? Из приведенных разъяснений ВС РФ в делах «Вертикаль» и «Птицефабрика «Ударник» не следует, что векселедатель (должник в процедуре банкротства) не мог бы противопоставить требованиям залогодержателя (банка) возражения, вытекающие из отношений самого банка и должника. При этом залогодатель (индоссант), конечно, реализовывать права по векселю не может, равно как векселедатель (должник) не может выдвигать возражения залогодержателю, получившему вексель на основании залогового индоссамента, основанные на своих отношениях с индоссантом (залогодателем). В делах «Вертикаль» и «Птицефабрика «Ударник» соответствующие обстоятельства, касающиеся правоотношений банка (залогодержателя) и должника, не устанавливались. Тем не менее у банка могут быть самостоятельные отношения с должником и обстоятельства, влекущие субординацию. В настоящее время суды рассматривают споры о привлечении банков как лиц, контролирующих заемщиков, к субсидиарной ответственности и о субординации их требований в делах о банкротстве заемщиков⁴.

Норма ч. 2 ст. 19 Положения о переводном и простом векселе основана на принципе относительности обязательства, закрепленного в п. 3 ст. 308 ГК РФ. Содержание данного принципа включает в себя невозможность для сторон обязательства выдвигать в отношении третьих лиц возражения, основанные на этом обязательстве, если третьи лица в нем не участвовали⁵. Это справедливо для ситуации, когда третье лицо, не участвуя в договорных отношениях между сторонами, не осведомлено о фактических и иных обстоятельствах исполнения соответствующих обязательств. Применительно к отношениям сторон при новировании заемного обязательства в вексельное (именно так, как правило, при структурировании кредитных сделок появляется вексель) это обстоятельства выдачи займа, а соответственно наличие оснований для субординации данного требования, в частности имущественный кризис в любой форме, включая компенсационное финансирование — п. 3 и 9 Обзора судебной практики разрешения споров, связанных с установлением в процедурах банкротства требований контролирующих должника и аффилированных с ним лиц от 29.01.2020 (далее — Обзор). Зачастую такая новация является одним из условий выдачи кредита.

Уже относительно давно общим местом в банкротном праве является исследование экономической целесообразности взаимоотношений сторон. Применительно к субординации требований контролирующих лиц Верховный Суд РФ дает указание исследовать, на каких условиях совершена та или иная сделка (п. 3.4 Обзора). Если данные условия нехарактерны или необычны для отношений независимых контрагентов, то суды делают вывод о фактической аффилированности сторон договора. В свою очередь, новирование заемных обязательств в вексельное с поздним сроком платежа, а также последующая безвозмездная передача данного векселя в залог в обеспечение исполнения обязательств самого должника в большинстве случаев свидетельствуют о том, что финансирование было предоставлено заинтересованным по отношению к основному должнику лицом, участником или неформальным бенефициаром соответствующего бизнеса, поскольку только такое лицо экономически заинтересовано в данных действиях.

Конечно, не исключены и иные ситуации, при которых данный механизм обеспечения будет использован независимым кредитором (например, если кредитор предоставляет финансирование в целях спасения должника, который в дальнейшем сможет погасить долг в полном объеме). Однако сама логика взаимоотношений сторон диктует необходимость выведения фактической презумпции аффилированности должника и первоначального векселедержателя.

Так, дореволюционный ученый-процессуалист Б.В. Попов, определяя понятие фактической презумпции, указывал, что это правило, выведенное из массы наблюдаемых явлений наукой, техникой, искусством и т.д⁶. А.В. Федотов, формулируя понятие презумпции, писал, что доказательственная презумпция — это утверждение о вероятном существовании факта, связанного причинно-следственной с другим достоверно установленным фактом⁷. Другими словами, доктрина предлагает исходить из презумпции здравого смысла как наиболее вероятного развития событий. Поскольку в рассматриваемой нами ситуации наиболее вероятным является предоставление в залог векселей аффилированным с должником лицом, имеет место фактическая презумпция аффилированности при использовании сторонами механизма передачи в залог векселей должника, а соответственно последующий векселедержатель (он же залогодержатель) всегда считается осведомленным о данном факте взаимоотношений сторон.

Установление данной презумпции является справедливым и с точки зрения баланса интересов сторон. Так, независимые кредиторы еще в большей степени, чем банк, не имеют никакого понятия о взаимоотношениях должника и первоначального векселедержателя, а значит, затруднены в возможности доказывания факта аффилированности. В то же время одними из функций презумпции являются облегчение процессуального положения некоторых участников процесса и содействие защите их прав⁸. В этом смысле кредитору, который принимает вексель в залог, гораздо легче еще на этапе заключения договора выяснить, в чем заключается экономическая целесообразность данных действий первоначального векселедержателя, и впоследствии выставить эти возражения иным кредиторам, опровергнув указанную презумпцию.

Что касается знания о компенсационном характере финансирования, то Обзор указывает, что основаниями для субординации являются как финансирование, предоставленное в период кризиса, понятие которого значительно шире наступления признаков неплатежеспособности или недостаточности имущества, так и финансирование в условиях недостаточной капитализации должника.

Отметим, что банки при выдаче кредитов в соответствии с Положением Банка России от 28.06.2017 № 590-П «О порядке формирования кредитными организациями резервов на возможные потери по ссудам, ссудной и приравненной к ней задолженности» обязаны исследовать финансовое состояние заемщика, бухгалтерскую отчетность, наличие задолженности перед иными кредиторами заемщика. Несмотря на то что банки проводят документарную проверку на основании данных, предоставленных должником, поскольку в данном случае под имущественным кризисом понимаются любые явления, которые свидетельствуют о трудной экономической ситуации⁹, мы полагаем, что банк может сделать соответствующие выводы еще на этапе проверки заемщика. В частности, банк в ходе такой проверки может отследить снижение выручки, наличие отрицательных чистых активов, рост кредиторской задолженности, что будет считаться свидетельством ухудшающегося состояния компании¹⁰.

Если при наличии соответствующих признаков в короткий период времени после выдачи кредита происходят финансирование должника займами с последующей новацией данных обязательств в вексельные и передача векселей в залог банку, то стоит предположить, что банк знал о компенсационной природе соответствующего финансирования. В качестве доказательств могут быть использованы переписка, записи телефонных разговоров и официальные документы, которые подтверждают обязанность контролирующих производить последующее финансирование путем выдачи займов (на практике такие обязательства часто включаются в кредитные договоры). При этом банк не лишен возможности противопоставить свои возражения и опровергнуть данные доводы.

Что касается ситуации финансирования компании в период недостаточной капитализации, то распространенной практикой является совместное финансирование как банком, так и контролирующими лицами бизнеса должника на начальном этапе его развития. В данном случае банк и собственники бизнеса фактически являются соинвесторами одного проекта, который просто не мог быть реализован без предоставления совокупного финансирования. При таких обстоятельствах банк также осведомлен о том, что финансирование контролирующих лиц предоставлено в период недостаточной капитализации. Такой же вывод может быть сделан банком и в том случае, если кредит выдается впоследствии, однако из договоров займа (которые всегда предоставляются для проверки в банк), а также из бухгалтерской отчетности следует, что соответствующее финансирование являлось заменой вклада в уставный капитал организации на начальном этапе развития бизнеса (то есть финансирование выдано в условиях недостаточной капитализации).

Поскольку требования залогодержателя производны от требований залогодателя (по сути, это те же самые требования, переданные в залог до момента полного погашения задолженности перед ним), они не могут давать залогодержателю больше преимуществ, чем получил бы залогодатель, тем более изначально осведомленный об объеме прав залогодателя. Это следует из принципа римского частного права «Nemo plus iuris ad alium transferre potest, quam ipse» («Никто не может передать другому больше права, чем имеет сам»)¹¹. Данный принцип также находит свое отражение в вопросе субординации требований кредиторов в банкротстве. Так, п. 7 Обзора справедливо указывает, что действия, направленные на необоснованное повышение очередности удовлетворения требования, эту очередность не изменяют. Очередность погашения требования кредиторов и объем прав кредитора в деле о банкротстве зависят не от личности кредитора, а от природы требования.

После погашения требований залогодержателя права кредитора по вексельному долгу переходят к первоначальному векселедержателю (он же залогодатель). Так, ВС РФ в деле «Балтика» указал, что такая замена конкурсного кредитора должна осуществляться арбитражным управляющим автоматически, без необходимости вынесения дополнительного судебного акта. Если не допускать возможность субординации требований залогодержателя, основанных на залоге векселя, то получится, что требования залогодателя, которые, не будучи переданными в залог, не могли бы предоставлять права голоса ни по какому вопросу на собраниях кредиторов, смогут оказаться в реестре требований кредиторов вследствие того, что вексель передан в залог. При этом до момента полного погашения долга перед залогодержателем последний также сможет осуществлять весь комплекс прав кредитора, включенного в реестр, включая право голосовать по всем вопросам повестки дня. Это существенным образом нарушало бы права иных кредиторов. Если даже не затрагивать вопрос о возможности субординации, когда залогодатель аффилирован по отношению к должнику (как бывает чаще всего), залогодержатель не может голосовать по вопросу о выборе кандидатуры управляющего¹².

Таким образом, проведенный анализ показывает, что позиция ВС РФ в делах «Балтика», «Вертикаль» и «Птицефабрика «Ударник» не свидетельствует о том, что при наличии соответствующих обстоятельств требования банка, вытекающие из залога векселей, переданных на основании залогового индоссамента, не могут быть субординированы. Если же такие требования включаются в реестр требований кредиторов, то в силу принципа «Nemo plus iuris ad alium transferre potest, quam ipse» такие требования не могут давать залогодержателю право голоса по вопросам, по которым не вправе был бы голосовать залогодатель. При этом важно, что указанные рассуждения не затрагивают принципа относительности обязательств, закрепленного в Положении о переводном и простом векселе, поскольку банк получает знания о компенсационной природе финансирования из своей коммуникации с должником, а не из обязательства между должником и первоначальным векселедержателем.

_____________________________________________

1. См. обсуждение данного определения на заседании Национальной ассоциации «Банкротный клуб» 28.05.2021 (https://www.youtube.com/watch?v=834naagt4w8).

2. См., например, Бевзенко Р.С. Почему неустойка — это не обеспечение (https://shortread.ru/pochemu-neustojka-eto-ne-obespechenie-kolonka-romana-bevzenko).

3. Пункт 17 Положения о простом и переводном векселе, п. 9 Информационного письма Президиума ВАС РФ от 25.07.1997 № 18 «Обзор практики разрешения споров, связанных с использованием векселя в хозяйственном обороте».

4. См, например, Ткачев А.А. Риски кредитных организаций в процедурах банкротства при установлении корпоративного контроля // Вестник арбитражной практики. 2022. № 4. С. 63–69.

5. Исполнение и прекращение обязательства: комментарий к статьям 307–328 и 407– 419 ГК РФ / А.О. Батищев, А.А. Громов, А.Г. Карапетов и др.; отв. ред. А.Г. Карапетов. М.: М-Логос, 2022. 1496 с.; Комментарий к ст. 308 ГК РФ.

6. Попов Б.В. Распределение доказательств между сторонами в гражданском процессе: критико-догматическое исследование. Харьков, 1905. С 8.

7. Федотов А.В. Понятие и классификация доказательственных презумпций // Журнал российского права. 2001. № 4. С. 46.

8. Гражданский процесс: учебник / под ред. М.С. Шакарян. М.: Проспект, 2004. С. 189.

9. Мифтахутдинов Р.Т., Шайдуллин А.И. Понижение в очередности (субординация) требований контролирующих должника или аффилированных с ним лиц в российском банкротном праве // Вестник экономического правосудия Российской Федерации. 2020. № 9. С. 51, 52.

10. Кризисные состояния юридического лица в российском банкротном праве / И.В. Стасюк, А.С. Улезко. — М.: Статут, 2022. С. 93.

11. Данный принцип находит свое отражение и в действующем законодательстве: например, как разъяснено в абз. 2 п. 4 Постановления Пленума ВС РФ от 21.12.2017 № 54 «О некоторых вопросах применения положений главы 24 ГК РФ о перемене лиц в обязательстве на основании сделки», первоначальный кредитор не может уступить новому кредитору больше прав, чем имеет сам.

12. Пункт 12 Обзора.

Материал опубликован на сайте «Банковское обозрение» 01.12.2022